Ночи Рохана.
Автор: Тиамат
Пастухи встретили Бойда веселым шумом и похлопыванием по плечам.
– Ну и как там в Эдорасе? Как моя жена, она передала мне весточку? Жив ли еще старина Эорнир? Эй, а ты водки привез, или только вина? А где табак? Дайте малышу место возле костра, пусть все рассказывает по порядку!
Бойд с удовольствием принялся повествовать о том, что успел повидать в городе, пока закупал припасы на очередной месяц для десяти человек, пасших табун знаменитых на всю Арду чистокровных роханских коней на бескрайних равнинах Западного Эмнета. Когда еще ему, новичку, только начавшему бриться, удастся привлечь внимание всего лагеря. Он пересказал им пару баек, слышанных в таверне старины Эорнира, а самую захватывающую приберег напоследок, когда бочонок с вином уже наполовину опустел.
– Проезжий менестрель нам такие песни пел, такие сказки сказывал, весь зал заслушался. Что твой соловей, право слово. Только соловьи неприличных песен не поют, а тот менестрель – ну такой распутник, Эру помилуй. Что он плел про Духа Полей – словами не передать. Слыхали такую байку, братья?
Мужики одобрительно заревели в том смысле, что трави Бойд, трави.
Таинственно блестя глазами, Бойд начал:
– Говорят, что из всех созданий Эру Дух Полей самое удивительное. Сотворил его Единый на заре Арды, как образец для всех прочих созданий, наделенных душой и разумом. И нет у Духа Полей постоянного обличья, а может он принимать обличье какое угодно – девицы или парня, человека или эльфа, даже коня или птицы. Есть у него только несколько отличительных признаков – глаза синие, как степные васильки, волосы льняные да кожа белая и нежная, как харадские шелка. Живет он в полях, пьет росу да пыльцой закусывает, зеленая трава-мурава ему и подушка, и одеяло. А зимой спит себе тихонько под снегом, как на мягкой перине. Пуще же всего Дух Полей любит развлечения всякие. То по радуге катается, как мальчишки с горки, то с конями наперегонки бегает и со зверушками степными играет. А еще любит над пастухами шутки шутить.
– Кто еще над кем пошутит! – раздались хмельные голоса и смех. – Поймать бы такого шутника и... Да тише, недоумки, не мешайте рассказывать!
– Вот, значит, любит он по ночам к лагерям пастухов подбираться. Бывало, выдоит всех кобыл в табуне, или всем жеребцам гриву в косички заплетет, так что насилу распутаешь. А еще, бывает, – тут голос Бойда понизился до хриплого шепота, и мужики вытянули шеи, отчаянно прислушиваясь, – бывает, подстережет где в степи молоденького пастушка, обернется девушкой и ну с ним ночь напролет любиться... Говорят, уста у него будто сахарные, поцелуи сладкие такие, что и передать невозможно...
Он сделал эффектную паузу, и стало слышно, как вздохнула пара человек, даже не вздохнула, а со свистом втянула воздух сквозь зубы.
– Эй, малыш, чего замолчал? Дальше давай, про поцелуи!
– Говорят, никто с ним в этом деле не сравнится, ну то есть если с девушкой, то он, а если с парнем, то она. Значит, взглянет только своими синими глазищами, и мужик уже готов, все как надо, чуть штаны не рвутся...
– Бойд, ну ты прямо как про Кейтлин с Розовой улицы рассказываешь!
– Гы, а может, про Эорнирова племяшку, который ему в таверне помогает? Он попкой так крутит, что будь здоров!
Слушатели заржали.
– Ну вы кретины! Это вам не какой-нибудь чумазый мальчишка или девка грудастая, это Дух Полей! Он такое может, чего никакая Кейтлин вам в жизни не сделает. Вот представьте, губки такие розовые, мягкие, и он этими губками, значит берется за... – Бойд показал, – и давай наяривать... И так всю ночь и развлекается. Здорового мужика может до полусмерти залюбить, вот так-то! Обоймет руками, нежным телом прижмется, ножки раскинет, как ни одна шлюшка не раскидывает, и еще стонать будет и ротик под поцелуи поставлять. Говорят, с кем Дух Полей полюбится, тот вовек ни о чем другом думать не сможет.
– Чего ж, менестрель-то этот вам так все подробно и рассказывал? А может, и показал, а, Бойд?
Все снова загоготали, и юноша покраснел.
– Ну, кое-что я сам додумал, – пробормотал он смущенно. – Хватит ржать, дураки, а то слова больше не скажу!
– А изловить-то это чудо можно?
– Это-то вот самое интересное и есть! – Бойд обвел слушателей торжествующим взглядом, наслаждаясь всеобщим вниманием. – Если подстеречь его, когда он косички коням заплетает, и навалиться всем сразу, числом этак пять или шесть, то он вырваться не сможет, ни убежать, ни в туман обратиться, ни росой рассыпаться. Тут его, значит, надо тащить к огоньку и начинать веселье. Перво-наперво надо его вином споить, страсть как он его любит! Говорить-то он не говорит на человечьем языке, только смеется или песни поет, а смех у него как серебряный колокольчик, а песни такие, что куда там заезжим менестрелям. Только одними песнями сыт не будешь, верно, братья? Тут его и надо за ушко да и... – голос у Бойда внезапно сел, и он замолчал, подыскивая слово.
– Что же, всем сразу? – с той же хрипотцой выговорил Эонхель, охочий до плотских забав, как мартовский котяра. – Али по очереди?
– А это уж как получится, – вступил с похабной ухмылкой Герт. – Не боись, на всех хватит, если Бойд правду сказывает!
– Уж я бы этому Духу Полей... – здоровяк Аррен блаженно прижмурил глаза, – я бы так ему засадил, что мало не покажется! Шлюхи от меня пищат просто, говорят, большой у меня очень, хотите, покажу? – и начал расстегивать штаны, но был остановлен подзатыльником от Герта.
Бойд уже справился со смущением и повел рассказ дальше:
– Говорят, что десяток здоровых мужиков этой твари – тьфу, пустяки...
Десяток здоровых мужиков немедленно его перебил:
– Да это он с рохиррим никогда не встречался!... Да я десять палок за ночь... Да мы его... Небо с медную монетку покажется... Сидеть не сможет, не то что стоять! Будет ковылять враскорячку!
– Ну вот если каждый хоть по два разика, тогда еще можно... Значит, нужно его напоить, как следует, и затрахать, чтобы аж ножки не мог сдвинуть. Вот тогда, братья, будет от Духа Полей великое богатство – покажет, где в степи зарыт горшок с золотом, и отдаст его, чтобы только отпустили. И тому, кто с ним такое сотворил, будет всегда по жизни великая удача во всем и счастье, а еще с бабами всегда успех и полное удовольствие!
Бойдова история так всех взволновала, что после нее пошли разговоры о бабах, кто какую имел да сколько раз. Бойд встал и пошел в степь отлить, тихонько морщась. Этих рассказов он не любил, были они какие-то грязные да пошлые. Будто сам он не валял роханских девок на сеновале. Что тут интересного? А вот если бы Духа Полей поймать, это да... Такое один раз только в жизни случается.
Словно в ответ на его мысли, из табуна донеслось беспокойное ржание. Неужто кто из мужиков уже допился до того, что пошел кобыл щупать? Бойд стоял, вглядываясь в темноту. Снова заржала кобыла, потом другая. Глаза начали привыкать к темноте, и юноша различил темные силуэты лежащих и стоящих коней.
А потом между ними мелькнуло что-то светлое. Не разберешь, человек или животное.
Сердце у него забилось сильнее. А ну как история его кого приманила? Говорят же: кого помянешь, а он тут как тут!
Он бросился бегом к костру.
– Эй, братья, по-моему, там кто-то бродит, среди лошадей! – крикнул он. – Давайте факелы, посмотрим, не лиходей ли какой подбирается!
Пастухи повскакали с мест, схватились за оружие.
– Ты оставайся здесь! – бросил Герт. – Ты и ты – тоже!
Остальные ринулись в темноту, Бойд присел у костра, дрожа от нетерпения и прислушиваясь. Ночь озарилась светом факелов, зазвучала ржанием испуганных коней, азартными криками:
– Я его вижу! Давай сюда! Слева, слева заходи! Окружай! Хватай его, лови! Попался! Тащите его к костру!
Обнаженное существо билось, как серебристая рыбка, в грубых руках пастухов, но это была не рыбка. И не человек, это было ясно сразу. Разве у людей бывает такая белоснежная кожа, без единой родинки и волоска! Пламя факелов металось, бросая неверные тени. Существо встряхивало гривой длинных волнистых волос, светлых, как лен, как степной ковыль, как сплав серебра с золотом, сверкало глазами, и все молча, не произнося ни слова. Эонхель держал его за локти, а прочие подносили поближе факелы, чтобы рассмотреть его как следует, возбужденно переговариваясь.
Кажется, ни у кого не было сомнений, кого они поймали, только никто этого вслух не произносил.
– Смотри, уши острые, на эльфячий манер! А патлы, патлы-то какие длинные, до пояса, кажись? Простоволосая бегает, как уличная девка! Гляньте, зубки скалит! А губенки и вправду, небось, сладкие, как мед... Братцы, да это ж парень. В натуре, парень!
Тут все, и Бойд в том числе, наконец, разглядели, что грудь у таинственного существа напрочь отсутствует. Чтобы удостовериться окончательно, мигом стащили с существа юбчонку из травы... Парень, никаких сомнений. Пастухи даже попятились от изумления.
– Эй, Бойд, а ты говорил, что он в девчонку может перекидываться...
– Может, еще перекинется? Ты пощупай, пощупай!
– Сам пощупай, если тебе так хочется!
– Братцы, а что мы с ним делать-то будем?
– А что с девчонками делают, то и будем, – широко ухмыльнулся Эонхель. Ох, не зря ходили про него слухи, будто ему все равно, что девчонка, что овца, что кобыла, что мальчишка, что кошка в сапоге. – Дырок у него мало, что ли?
– Ну ты потаскун, совсем сдурел, с парнем-то!
– Да какой же это парень, – с удовольствием протянул Эонхель, тиская пленника. – Это вовсе даже и не парень, только выглядит так. А на ощупь понежнее девчонки будет. Сладенький, мягонький. Гляньте, он уж и не трепыхается вовсе. Ластится, как котенок.
Бойд подобрался поближе, бросил взгляд на пленника и задрожал. В самом деле, трудно было назвать это лицо и тело мужским, несмотря на соответствующие признаки между ног. Глаза большие, брови тонкие, губы пухлые, волосы волной спадают на спину, и весь он такой хорошенький, что твоя кобылка. Да, точно, как породистая кобыла, с тонкими щиколотками, длинными ногами, изящной шеей, ноздри нервные, уши длинные, аккуратный задочек. Руки Эонхеля четко выделялись на белой коже, и Бойду вдруг захотелось, чтобы это были его руки, чтобы это он прикасался к волшебной добыче.
И при мысли, что он тоже сможет потрогать, прикоснуться, у него стало жарко внизу живота.
Между тем пленника поставили на колени, и Герт остановился над ним с винным мехом. Тот запрокинул голову, и язычок его быстро обежал губы. Герт прижал к его губам горлышко меха, и все одобрительно загомонили:
– Ууу, а винцо-то он любит! Гляньте, гляньте, щас всю баклажку заглотит! И не пролил ни капельки, вот умелый ротик!
– Поглядим, насколько умелый, – Герт усмехнулся и расстегнул штаны.
И вот тут Бойд увидел зрелище, которого никогда в жизни не видел, разве что в жарких ночных мечтах: как розовые губки, колечком сложенные, ловят восставшее мужское орудие... ох, Эру Единый, смилуйся... и облизывают, сосут...
– Как старается-то, а... как старается, стервец... ровно над конфеткой... ой, что творит, что вытворяет, я щас кончу, клянусь всеми... ааа, твою мать, твою мать... уффф... пустите, мужики, я следующий буду...
Одной рукой придерживая пленника за пояс, Эонхель принялся стаскивать штаны и через мгновение уже входил в податливое тело, между точеных белых ягодиц, поставив его на четвереньки, толкая прямо на член Диора, занявшего место Герта. Изогнув спину, пленник застонал, не выпуская изо рта, и наслаждение слышалось в этом стоне, будто не было в его жизни ничего приятнее, чем подставлять мужикам рот и задницу.
Бойду показалось, что вся кровь отхлынула от головы, оставив ее пустой и звонкой, и устремилась известно куда. Голоса доносились как будто издалека, а виделось все, ровно сквозь дымку – кроме белого стройного тела, зажатого между двумя мужчинами, двигающегося в рваном ритме, под вздохи и шлепки плоти об плоть. Картинки сменялись, как в волшебном фонаре на ярмарке. Вот Духа Полей снова поят вином, оно течет по его подбородку, по груди, он облизывается, как кошка, тянется руками к меху, присасывается к нему... Вот Аррен положил огромные лапищи на маленькие ягодицы, раздвинул их, распластал пленника на попоне и вбивает в землю ударами могучего члена. Слышны бесстыдные стоны, и видно, как тот крутит попкой, как шлюха, кусает губы, только что не просит: "Еще, еще!" Огонь в паху становится нестерпимым, и Бойд расстегивает штаны, чтобы ночной воздух хоть немного остудил пылающий член.
– Пропустите малыша, он уже готов. Пусть развлечется!
Стройное тело оказывается в объятиях Бойда. Не успев понять, как, он оказывается внутри, в шелковистой глубине, влажной и скользкой от мужского семени, он впивается в губы на этом невозможно красивом лице с невозможно блудливыми глазами... и объезжает его, как ни одну кобылу не объезжал. Впрочем, кто еще кого объезжает – тот забрасывает на него ноги, прижимает ближе к себе и только что не пришпоривает, трется об него всем телом, и Бойд животом чувствует твердое у него между ног, пока еще может соображать.
Пьяные и разгоряченные, пастухи валяют свою добычу на попоне, неутомимо, как жеребцы по весне, ставят и так, и эдак, запускают руки в длинные волосы, трогают за все места, гладят и трахают, сходя с ума от тесноты тугой попки и мягкости губ. Каждый уже попробовал и то, и другое, а Дух Полей не выказывает никаких признаков усталости. Раскинувшись на попоне, он обводит всех откровенно соблазняющим взглядом – и его призыв не остается без ответа, глотнув вина, кто-то из пастухов снова накрывает его своим телом и загоняет ему поглубже да погрубее. Он ерзает и извивается на их членах, елозит животом по подстилке, мотает головой, стонет, не зря пылкость рохиррим вошла в поговорку, щас узнает древний дух, что такое крепкий роханский член! Глядя на все это, Бойд снова возбуждается. Какой это раз, третий? Четвертый?
Лежа на нем, между раскинутых стройных ножек, он целует белую спину, нежную шейку под волосами, и Дух Полей отзывается довольным мурлыканьем. Стонать он, похоже, уже не может, и подмахивает едва-едва, прижатый Бойдом к попоне. Юноша не торопится – медленно входит и вытаскивает почти до конца, и пленник согласно вздыхает, дрожит, сжимает его член горячей попкой... Эру Милосердный, как утолить эту жажду, как насытиться сладким телом, нет сил ни продолжать, ни отпустить его... Горизонт светлеет, рассвет уже близко. Остальные храпят у погасшего костра, и Бойду кажется, что они одни в целом мире, что больше никого и ничего нет, кроме роскошного тела под ним, кроме влажной дырочки, из которой течет сперма...
Кончив, он лежит, прижимаясь к льняным волосам, и слушает его тяжелое дыхание. Ликование поднимается в нем: кажется, древнее чудо затрахано до такой степени, что и пошевелиться не может. Он приподнимает его и поит вином.
– Еще хочешь? – спрашивает не без коварства. – Или хватит с тебя?
И жадно целует распухшие алые губы, развратный рот, в котором столько перебывало членов. А у самого пленника член, как игрушечка... гладенький такой, крепенький... Он кладет на него свою ладонь, начинает ласкать, и через пару мгновений Дух Полей бьется в судороге, расплескивая белую влагу по животу, и замирает, как мертвый.
Бойд лежит с ним рядом, опираясь на локоть, и смотрит, смотрит, словно желая вобрать в себя его образ, навеки запечатлеть в памяти, и поглаживает по бокам, по груди, по бедрам, как котенка или кролика. Чудо какое... ни в сказке сказать, ни пером описать.
– Теперь ты мой, – шепчет ему в острое ушко. – Будешь мне служить. Ну-ка, давай показывай, где зарыт горшок с золотом!
Тот смотрит на Бойда загадочным взглядом, щурится, наклонив голову. И вдруг мурлычет хриплым шепотком, от которого жар пробегает по позвоночнику:
– Что ж ты, Бойд, такой взрослый, а все в сказки веришь!
Разинув рот, Бойд смотрит на него и понять ничего не может. А Дух Полей, усмехаясь, вскакивает и свистит. На свист его из предрассветных сумерек выбегает белая кобыла, покрытая узорным чепраком. Где же он видел эту кобылу? И где же он видел эту игривую насмешливую улыбку? И голос этот...
Пленник, как есть, голый, взлетает в седло, чуть поморщившись – не прошли даром ночные развлечения. Эру, да он полный мех вина с собой прихватил! Бросает Бойду еще одну улыбку, натягивает узду, и через мгновение нет его, растворился в степи, только затихающий топот копыт слышен.
...Уж не арфа ли бродячего менестреля была привязана к седлу?