Маленькие зарисовки. Сказ четырнадцатый.)))) Хи-хи-хи-хи...А тринадцатого нету...
Название: Маленькие зарисовки 14. Silence.
Автор: Ейный глюк
Бета: Word 2007
Фендом: Ориджинал.
Рейтинг: флафф и романтик, голая лирика
Пейринг: М/М,…
Размер: мини))) рассказ.
Размещение: ТОЛЬКО с согласия автора.
Саммари: о любви, расплате и моральных угрызениях)))
( Музыка - Сигеру Умэбаяси. Японская музыка. Eternal)
Давнее.
Дан Сэлодар… Дану, Дании, Даниаль… Это имя не выходило из моего ума, проникло до самого нутра, словно кислота, разъедало меня изнутри, я не мог отвлечься, не мог ничего делать, только его тонкая, извивающаяся фигура крутилась перед внутренним взором.
Черная звезда Миразы, богом одаренный танцор, гибкий, стройный и сильный, способный зажечь даже мертвое сердце. Такое как мое…
Дикой лавой бежит
В жилах жаркий огонь,
И дыханье дрожит,
Что ты сделал со мной?
Закрываю глаза –
Всюду вижу тебя.
Ни коснуться нельзя,
Не оставить, любя…
Черноволосый аскаэсин, матовой бронзой манит его гладкая кожа, сверкают бирюзовые очи, когда он творит свой Танец. Тихую мелодию рождают монисто на его поясе и лодыжках, потом взрываются неистовым звоном, плавя тонкую фигуру в неверных отсветах факелов. Танец Ночи – Нюктэй – в честь богини Нук – луноликой, тогда я впервые увидел Даниаля и пропал. Пресыщенный силой и властью, я сдался в плен этому мальчишке, отчаянно и бесповоротно поняв – это конец. Мое мертвое сердце плакало.
Капли падают как слезы – это дождь.
Две недели плачут грозы. Ты – все ждешь.
И в пульсирующем ритме чуть слышна
Песня горя, неподъемная моя вина…
Стуком сердца шорох капель – вразнобой,
Дождь оплакивает тихо нас с тобой.
Я смотрю зачарованно на нереальный Танец, небо сверкает бриллиантами звезд, кажется, сама Нук с улыбкой взирает на своего Танцора. Блестит в свете факелов его кожа, покрытая каплями дождя, как рубинами, тонкие шальвары прилипли к ногам, рисуя крепкие мышцы, округлые коленки и ягодицы, стройные щиколотки…
***
Сейчас.
Черный безбрежный океан, расцвеченный мириадами огненных искр – и дикий рев, превращающийся в стон, стон экстаза, стон желания… Если бы я сейчас спустился туда, вниз, в эту беснующуюся толпу – они разорвали бы меня на клочки. И вовсе не из ненависти – отнюдь. Эти лица, фанатичные и искривленные, багряными отсветами миллионов свечей – словно кровью запятнанные… Здесь и сейчас – под моими ногами – эти люди полностью поглощены, переполнены чувствами, рожденными моим ГОЛОСОМ… Иногда мне кажется, что даже слов им не надо, что все мои ночи, когда без сна изливаю их на бумагу черными мелкими букашками-буквами, слагающимися в слова, в СУТЬ – ИМ не нужны… Я бы просто мог петь пару гласных – эффект был бы тем же.
Порою мне становится страшно - неужели они настолько потерялись во мне? И я начинаю ощущать себя БЕЗДНОЙ, без края и дна, способной поглотить их всех без остатка, вместе со всеми их бедами и горестями, печалями и радостями, принося им ясное небытие…
Музыка обрушивается на стадион – словно всадники апокалипсиса, и я вступаю, унося ИХ ввысь – туда, где так хочется забыть обо всем… Ведь именно этого всем и хочется на моих концертах – забыться и забыть, плывя на волнах нирваны, погружаясь в музыку и силу моего ГОЛОСА.
Пускай в никуда улетает с ветром мечта…
И сердца вопрос беспокойный слышу вновь я….
«Зачем в этот мир ты пришел?»
И вновь безмятежно светит в небе луна…
Ее вопрошаю, но так же безмолвна она…
Иль голос ее до меня не дошел…
Но я так услышать этот голос хочу,
И даже во сне я кричу…
Не видя кошмаров…
Дай мне услышать тебя…
Расскажи мне о правде, спой о грехах…
Не скроешь лицо ты в кровавых слезах…
Но ты молчишь…
Лишь падает дождь…
Умирают последние аккорды… Потрясенная тишина длится целый миг - волшебная, хрустальная тишина, чтобы в следующее мгновение быть разбитой сотнями восторженных криков. Они – как огонь – обжигают взмокшую кожу, вливая новые силы в мое измученное тело, смывая усталость физическую и усугубляя духовную пустоту. Этот концерт завершен, наконец. Я быстро склоняюсь на прощанье под оглушительный визг девиц, сминающих живой барьер, и покидаю сцену, прикрытый со всех сторон телами моей охраны.
Высокие крепкие парни прикрывают меня, расходятся только перед дверью гримерки, где я снимаю грим, стараясь проделать все как можно быстрее, чтобы поклонники не успели обложить всю территорию… Уже несколько лет я не даю концертов в тех местах, где выходов меньше трех. Последние штрихи смыты, и из зеркала на меня глядит невысокий растрепанный беловолосый юноша с темными глазами. Пока не посмотришь в них - с возрастом можно и обмануться, но вот заглянув в черную глубину - становится невыносимо тяжело, словно падаешь в бездну лет, затягивающую – до потери сознания и дрожи в поджилках. Потому я днем и ночью ношу темные очки. Люди не любят смотреть мне в глаза. А мне не нравятся их побелевшие лица.
Переодевшись в джинсы и синюю майку, натянув как можно глубже кепку на стянутые в хвост волосы, я распахиваю дверь и снова попадаю в «коробочку» своей охраны. Молча, как и всегда, объясняясь лишь жестами. По контракту – я никогда не говорю. Лишь пишу записки, как немой, и один из охранников - озвучивает их, если есть такая необходимость.
Теперь - быстрая пробежка через подземный коридор, уставленный коробками – и нырок в темное нутро тяжелой машины. Охрана рассаживается по бокам, остальные – во вторую машину. Кажется, в этот раз нас не отследили. Мы выезжаем в темный проулок, петляем по улочкам, избегая освещенных, потом сворачиваем на автостраду и спустя сорок минут запутывания следов – я наконец оказываюсь в своем номере. Парадокс – имея столько денег, при способности купить весь этот жалкий городишко – я упорно останавливаюсь лишь в отелях не выше трех звезд. Как ни странно – из них удобнее сбегать, да и выследить здесь сложнее – качество обслуги не то, что в пятизвездочном.
Охрана окупирует внешнюю комнату, я – падаю на койку во внутренней. Еда осторожно поставлена на прикроватный столик, но я даже глаз не открываю. Сама мысль о том, что придется что-то жевать и глотать – неприемлема.
Не смотря на тепло в комнате, меня начинает знобить, и обмотавшись одеялом, пытаюсь разогнать ледяную тьму, опутавшую мое сердце… Теперь до утра буду мучиться. Сколько уже зарекался – не выкладываться по полной, так нет же, увлекся, повелся на реакцию зала… Теперь буду расплачиваться за свое безрассудство – откат, судя по всему, ожидается мощный.
Так, дрожа, я и падаю в сон…
Мираза… порочный город, распространяющий глухое отчаяние, словно плесень, здесь все не так как везде… И вновь передо мной черноволосый аскаэсин, звенят его монисто… Кружится, плавится бронзовое тело в бриллиантовых каплях дождя, лукавая улыбка касается уст, таких манящих, и снова боль пронзает мое сердце… Мертвое сердце…
Утро приносит конец кошмара и головную боль… В этот раз откат чуть не убил меня… Впрочем, это не возможно, так легко меня не убить, а жаль. Сколько еще осталось мне петь? Теперь настали иные времена, если раньше хватало и ста лет перерыва – и люди забывали мой голос. Я изменял имя, страну – и выступал вновь, чтобы собрать денег и вновь залечь на дно, но сейчас – они придумали эту запись – видео, СD, чтобы навеки запечатлеть мой образ. Даже Элвис, бедняга, уже давно покойный – все еще поет, вечно молодой и беззаботный. Меня постигла та же участь. Еще лет восемь – десять, и люди заинтересуются, отчего же их кумир не стареет? А такие слухи чреваты… И пусть эффект ДАРА не поместить на пленку, но красота и обаяние голоса все же передаются, их ни с чем не спутаешь, теперь, боюсь столетием уже не обойтись. Как ни неприятно, придется искать иные возможности. Хорошо, что способность изменяться сохранилась, я все еще могу с легкостью подправить внешность, цвет волос, разрез глаз… Жаль, что боль в сердце не подвластна изменениям.
Нам нельзя любить… Запрет, нарушение которого и привело меня в этот мир, покрыв меня печатью проклятия. Не вырваться, не смириться. Я должен петь, пусть изредка, чтобы мой Дар не сожрал меня изнутри, но в полную силу – не могу, боясь разрушить эту хрупкую планету. Клетка для меня – этот мир, я же – клетка для своего Дара…
Остается только ждать, когда же люди выйдут за границы своей системы, и быть может… когда-нибудь я сумею вернуться домой… Хотя… В этом нет смысла. Даниаля давно уже нет. Он был всего лишь смертным, пусть талантливым, но – не вечным. В отличие от меня. И потому его гибель оказалась мгновенной и безболезненной. Я же… постиг всю мощь Божественного гнева, низринутый сюда, словно в хрустальную клетку, плавающую в океане кипящей лавы – одно лишнее движение – и свобода с легкостью обернется небытием, и это лишь в лучшем случае.
Даже сюда проникло ЕГО тлетворное влияние – в мифы, религии… В этом мире нас тоже знали когда-то; Грации, Музы, Сирин и Алконост - как только не называли нас. Лишь доля истины в огромном разнообразии толкований. Нас слишком мало осталось - и теперь еще меньше. Двое, может трое, кроме меня, запертого на этой планете навечно. На вечное молчание. Лишь песни – хоть как-то сковывают мою силу, мой ДАР; отдаваясь целиком музыке – я могу нести чувства людям, не злоупотребляя их жизнями.
Смешно – у них в религии есть место ангелу – Гласу Господню… Уж не отголосок ли это НАШЕГО мира? Знали бы они, написавшие в своей библии «В начале - было СЛОВО. И СЛОВО было – БОГ…» - что Боги не творят сами, они бессловесны. Нет, всю грязную работы делали мы, это нашими устами вершились судьбы вселенной. И теперь Боги, заигравшись, растеряли нас, и началась война за право владеть последними. Потому так мало нас и осталось. Но ДАР – идет из души, облекая ее эманации в ГОЛОС, животворящий и разрушающий. Если же Душу медленно убивают, то Дар становится проклятием. Так случилось и со мной. Глас не имеет права на любовь, сказал БОГ – и убил мою любовь… Убил меня.
Но я все еще жив – ОН просчитался. Пока я пою – мой Дар не иссякнет. Пусть я пою не радость – а боль, но эта боль и жажда отмщения все еще держат меня на плаву. А люди… Что ж, эта безумствующая толпа поддерживает мой Дар не хуже и не лучше… Чужие эмоции – тени их обожания и любви – хоть какая-то компенсация.
Сегодня со мной связался Хист – мой менеджер. Опять пора улетать, еще несколько концертов в разных городах, расписание – составленное на пять лет вперед, без отдыха и паузы… Аэропорт, шум двигателей, широкие спины охраны… Раньше мне не нужно было столько охраны, пока какой-то спятивший фанатик чуть не подстрелил меня в толпе, конечно, для меня пуля, да даже и граната – ничего не значат, а вот Хист – чуть не умер от разрыва сердца, когда его «курицу, несущую бриллиантовые яйца» чуть не прикончили прямо у него на глазах. Теперь меньше чем десятком широкоплечих бывших спецназовцев мы не обходимся. Еще один прут в мою клетку.
Очередной город… Очередная толпа фанатов всех мастей и возрастов. Перекошенные от возбуждения лица, раззявленные рты, шквал эмоций. Тошнит. И опять дикий, безумный, всепоглощающий холод.
Концерт завтра, и из окон я наблюдаю заходящее в океан солнце, окрашивающее небо в цвет свежепролитой крови. Океан… Давно я не впитывал всеми порами его неторопливое дыхание. Дождавшись, когда охрана угомонится, осторожно открываю окно. Третий этаж - юмористы, думают, что для меня это проблема. Легко соскальзываю с перил на перила ниже, пока ноги не касаются дорожки под балконом, тихо крадусь вдоль спящей улочки – туда, откуда доносится размеренный шелест волн.
Песок еще не остыл, нежно согревает мои озябшие ноги, и я наконец всей грудью вдыхаю изумительный соленый воздух, постепенно проникаясь спокойствием и умиротворением. Волны совсем слабые, океан сейчас тоже спит, чуть светящаяся вода так и манит – понежиться в ее теплых объятиях, и я поддаюсь, сбрасываю рубашку и шорты, и медленно вхожу в искрящуюся под огромной луной воду. Благословенна Нук, пусть Луна этого мира и не так прекрасна, как моя, но все же… Мельчайшие искры светящегося планктона отзываются на ее чудный блеск; свет звезды, отраженный дважды – столь нежен и невозможно прекрасен.
Моя бледная кожа – словно иллюзорная, тоже освещается этим расплывчатым светом, искрятся волосы, руки, рассекающие воду – рождают мириады огоньков, волнами расходящиеся от меня. Здесь – я – маленькое солнце, тысячекратно отраженный свет…
Забыв обо всем, я ложусь на упругую поверхность воды, мерно качающей меня в ритме биения сердца, и песня рвется изнутри, не помещаясь в душе – она просится на свободу, и я уступаю… тихо, почти шепотом…
Как сердце матери – объятия теплы,
Как серебро – лучи сияющей Луны…
Рука, качающая жизни колыбель…
Жить ради жизни – замечательная цель.
И отступают мои беды в эту ночь,
Уносит их дыханье волн куда-то прочь,
И одиночество забвением бы смыть,
Но шепчут волны: «Нужно верить, нужно жить!»…
(Здесь - музыка Gackt. Fragrance.)
Диссонанс проникает в мое сознание, разрушая все очарование ночи, я резко погружаюсь в воду, порождаю новые блики, и плыву к берегу. Уже выходя на песок, я застываю…
Прямо передо мной стоит высокий молодой мужчина, его смуглая кожа чуть поблескивает в лунных лучах, сильное тело, кубики пресса, уходящие под пояс шорт… И ясные, невозможно светлые с темной окантовкой глаза, по-детски беззащитно распахнутые.
Он выше меня и я вынужден смотреть чуть вверх, несколько странно, но, боюсь, он меня слышал. Парень самым кончиком языка облизывает губы – нижняя слегка полнее, и сглатывает.
И тут я понимаю, что стою обнаженный перед ним, светлый, с блестящей в лунных лучах кожей – словно воплощая какую-то древнюю легенду о морских обитателях, обладавших неземными голосами. Будто издеваясь, луна скользит за небольшое облачко, чтобы спустя миг вынырнуть и обрушить на меня поток серебристого света – на волосы, плечи… облекая нереальным ореолом волшебства.
И ЕГО восхищение, волной окатывает меня, рождая в крови легкие пузырьки безумия…
Так смотрят на Бога, думаю я, и холод от одного лишь этого слова вновь сжимает мою душу. Зябко обхватив себя за плечи, я переступаю ногами из воды на песок, и вдруг мужчина улыбается и протягивает мне свою руку. Принять? Или…
Забывшись, потерявшись в его глазах, я протягиваю свою в ответ и мгновенно оказываюсь у него в объятиях. Тепло.
Он целует меня прямо в губы и испытующе смотрит. Дрожь пронизывает мое тело… Как давно я не чувствовал столько теплоты, искреннего восхищения и… нет… этого просто не может быть! С одного взгляда?
- Я – Джейк. – Он вновь улыбается мне, заставляя сердце биться чуть быстрее. Бедное, оно отвыкло от таких эмоций! – Это ты сейчас пел?
Что я могу сказать в ответ? Лишь склоняю голову в знак согласия. Его рука легко скользит по моей спине, изучая и лаская. В голове сразу становится буйно и легко, кровь шумит в венах, откликаясь на шум океана.
- Если бы я не нашел здесь твою одежду, то решил бы, что совсем свихнулся и встретил сирену…
Не выпуская меня из объятий, он подхватывает мои шорты и рубашку и тянет меня куда-то в сторону, по пляжу. Вскоре мы оказываемся у его палатки, в которой чуть поблескивает небольшая лампа.
- Заходи. – И я ныряю внутрь, вслед за ним, забыв, что моя одежда все еще в его руках.
Я опять начинаю дрожать, все еще преследуемый нереальностью происходящего. Джейк садится на покрывало и притягивает меня к себе, запуская чувствительные пальцы мне в волосы, чуть оттягивая за них мою голову, чтобы открыть шею. А потом целует нежно и долго, заставляя сбиваться дыхание.
- Ты … пришел сегодня ко мне, будто ответ на мои молитвы…
Я могу сказать то же самое, но лишь тянусь губами к нему… Молчание – мое имя. Лишь песни, речи – не для меня. По крайней мере – не сейчас. Мне начинает казаться, что он так похож на Даниаля, только глаза – светлые, как утреннее небо. И с каждым обжигающим поцелуем, лик Джейка вытесняет Сэлодара из моего умиравшего столетиями сердца… Живой вытесняет смерть…
А когда его ладонь соскальзывает с моего живота ниже, властно поглаживая пах, я вздрагиваю, и он вновь ловит мой протяжный вздох своими жаркими губами. Мои руки хватаются за его шорты, и в мгновение ока стягивают их… А потом – начинается безумие, порождаемое его руками, кожей, губами… Он – повсюду, внутри меня, то плавно толкается в тесную глубину, то сбивается на бешенный ритм, ловя мои стоны. Его поцелуи покрывают мою кожу горящими печатями: «Мой! Только мой!», разжигая в душе пожар, вытесняя ледяную тьму.
Глубже, жестче, до полыхающих кругов перед глазами… До изнеможения, до изумительного вымученного вздоха… И я таю в его объятиях, словно и не было тысячелетий одиночества и плена, словно он сейчас отпустил меня на волю, раскрыв двери темницы.
- Аах! – полу-вздох, полу-стон, вырывается из моей груди вместе с последней сладкой судорогой, а внутри разливается лава его семени, скрепляя нас крепче договора.
Впервые за столетия я просыпаюсь не один. И никогда мне не спалось так хорошо, как сегодня, на его горячем плече. Всего одна ночь – а мерзлый лед в моем сердце начал таять, и сейчас там воцарилась весна. Как глупо и неожиданно, но настолько необыкновенно… Я опять совершил все ту же ошибку, Джейк – смертный, и даже если меня покинули здесь, сколь долго он сможет пробыть со мной? Если узнает – кто я, если смирится с толпами моих оголтелых фанатов, если вообще захочет со мной общаться… Как я смогу объяснить ему, почему не говорю, но пою? И как он воспримет ВСЮ правду обо мне, если я найду в себе силы ее открыть…
Густые ресницы чуть трепещут на смуглой коже, в предрассветных сумерках – его лицо столь спокойно и умиротворенно склонилось ко мне, и он кажется совсем юным, беззащитным…
Прочь, прочь постылые сомнения! Зачем я опять терзаю свои раны, что дадут мне все эти мысли, кроме горечи?
Боюсь поверить в этот дивный дар судьбы,
Отчаянно борюсь с тревогой и сомненьем,
Так, словно сбывшись, безотчетные мечты
Опять идут в разрез с Божественным веленьем…
Пора идти, а я не в силах отвести,
Прочь от тебя восторженного взгляда,
Моя звезда, вдруг сорвалась с пути,
И ожила, с тобой проснувшись рядом…
О, светлоокая Нук! Если я сейчас не уйду, то превращу его жизнь в непрекращающийся кошмар, но если уйду – кошмаром станет моя жизнь… Медлить больше нельзя, и я решаюсь на отчаянный шаг. Джейк, бедный, очарованный юноша, он ведь даже толком не разглядел меня в лунном сиянии, но услышав мой призыв среди волн, он уже никогда меня не позабудет, я не смогу его забыть, после того, что он мне подарил…
И я надкусываю бледную кожу на запястье – выступают капли моей крови, серебрящиеся в предутреннем сумраке – ночью она бы сияла… Капля, словно не решаясь, медленно падает на его приоткрытые губы, он вздрагивает и тихо стонет. Одна, вторая… Да, моя кровь – обжигающе холодна, чуть больше – и его не вернут даже Боги, чуть меньше – и я прокляну сам себя.
Вот так, мой милый. Поцелуем ослабляю жгучий мороз, сковавший его дыханье. Джейк неосознанно отвечает. Спи, родной, теперь мы повязаны. Скоро ты проснешься и все забудешь, почти все… А остальное оставим на волю судьбы, ведь такие встречи не бывают случайны, не так ли?
Я одеваюсь, бросаю прощальный взгляд, и закрыв глаза, не в силах оторваться, выхожу из палатки в утреннюю свежесть. Бегом по узким улочкам, обратно в гостиницу. Перила, плющ, выступ стены… и вот я уже внутри своей комнаты. В соседней - все тихо, спит моя охрана. Неосознанная улыбка – будто приклеилась к моим губам, все еще хранящим тепло прощального поцелуя.
Сна – ни в одном глазу, теперь лишь бумага и карандаш – все, что мне нужно. Боюсь, печаль безвозвратно покинет мои песни.
«Хист, мне нужен отпуск.»
Охранник озвучил в трубку мою записку и сам не поверил своим глазам.
- Но, Сай … ты же никогда… у нас все расписано по минутам!
«Неделю, как минимум, Хист. Делай что хочешь, скажи, что у меня случился приступ аппендицита, или умерла любимая кошка, но мне нужна эта неделя!»
- Сай… - последняя попытка.
«Неделя. Или я плачу неустойку и ухожу насовсем.»
- Вымогатель чертов! Хорошо, я что-нибудь придумаю.
Так-то, дружище. Сети раскинуты, жертва – на плахе. Теперь остается только ждать и надеяться.
Вечером очередной концерт, и, стоя за кулисами, я приглядываюсь к гомонящей волнующейся толпе. Всего один день – но моя кровь сделал свое дело, и я чувствую Джейка среди бессчетного числа поклонников. Теперь я могу читать его чувства, а порой и мысли, если они четко сформулированы. Он здесь! Хотя не хотел идти на концерт, но друг его позвал, вместо приболевшей девушки.
Я узнаю легкий подчерк судьбы, ее кажущуюся безразличной, лукавую улыбку, согревшую мне душу и излечившую мое сердце.
Джейк узнает меня с первых же слов, как он воспримет новое знание? Мне кажется, или мое сердце сейчас выскочит из груди?! Даже когда я создавал вселенную, так не волновался. Ну же, возьми себя в руки…
- Дамы и господа, мы рады приветствовать вас в нашем комплексе «Мега»! Сегодня на нашей сцене знаменитый певец Silence! Всего один концерт он….
Рев толпы глушит жалкие попытки ведущего и тот, безнадежно махнув рукой, шустро убирается со сцены.
Вступает музыка, и толпа начинает стонать, следуя мелодии…
Шагаю на сцену, задержав дыхание – как в омут, с головой.
Серебрится луна…
Тихо шепчет прибой…
Как виденье из сна,
Нас свели вдруг с тобой…
И в сиянии белом,
Я не в силах сказать,
Ты один в мире целом
Смог меня удержать…
Я расстаться не в силах,
И забыть не смогу,
И за дар – стать счастливым
Восхваляю судьбу…
Ночи жарче, чем пламя,
И волшебней чем сон -
Эта связь между нами –
Я тобою сражен…
Я пою всем сердцем, лишь краем сознания пытаясь контролировать свой Дар. И с последним аккордом в зале воцаряется потрясенная тишина.
Они понимают – что-то изменилось во мне, но до конца просто не способны осознать всей глубины перемен. Что ж, я не виню их. Лишь ищу в огромном зале одно-единственное лицо, вслушиваюсь в заполошный стук сердца, вглядываюсь в ошеломленные ясные глаза…
Он услышал. И вспомнил. Иначе почему – смятение и восторг обрушиваются на него ураганом, сметая все преграды из недоверия и… боли?!
Чего же он так испугался, что страдает столь сильно?
Словно в полусне, я пою песню за песней, под рев восторженной толпы, истерические вопли девиц, неотрывно глядя в его глаза. А Джейк – внимает мне, будто дышит в последний раз.
В короткий перерыв пишу охране, чтоб отследили его перемещения, и, если он попытается пробиться ко мне – чтобы пустили в обход фанатов.
Слишком опасно – свидание на глазах такого количества оголтелых поклонников, но я просто больше не в силах сдерживаться. Хочу его так, что в глазах темнеет. Словно и не было этих одиноких веков, и я не собирал себя по кусочкам…
Последняя песня, прощальный поклон.
Закрываю глаза и прислоняюсь к двери гримерки, за ней – в коридоре – моя охрана. Дальше – гомон толпы, и стук сердца – знакомый ток крови, носящей теперь как неистребимое клеймо – каплю моей.
Она уже начала перестраивать его тело, но изменений не будет видно еще долгое время. Чуть больше здоровья и молодости, чуть – долговечности и выносливости. Капля стойкости, чтобы…
Если он решит связать свою жизнь со мной.
Нук, справедливая! Услышь мои мольбы…
Я сам не свой, не нахожу себе места, мечусь по комнате и вдруг слышу его торопливые шаги. Шквал эмоций набирает обороты, и Джейк просто разрывается от желания встретиться со мной, либо сбежать на край света.
Но я вздыхаю чуть легче. Он еще не знает сам, но уже все решил.
Легкий стук в дверь, и я все свои силы трачу на то, чтобы спокойно ее открыть и пропустить его внутрь под изумленными взглядами моего спецназа.
И, лишь захлопнув дверь и заперев ее на задвижку, впиваюсь поцелуем в его дрожащие губы.
Сначала Джейк ошарашен, но спустя миг, буря в его душе усмиряется и он почти с рычанием хватает мои плечи и впечатывает меня в стену, перехватывая инициативу.
- Люблю, ты слышишь? Ты – мой!
Что я могу ему сказать? Что люблю безумно, едва встретив, и поняв, что мы – друг для друга? Что буду молчать, пока моя кровь не преобразует его полностью для меня? Что жить без него не могу?! Могу! Но это будет уже не жизнь, а медленное угасание.
Что он вернул мне то чувство безграничного счастья, утерянное, как я думал, навсегда?
Но я молчу, лишь крепче сжимаю его в своих объятиях… У нас будет время, я уже знаю это. И все ему расскажу, понимая, что он примет мою правду, какой бы она ни была.
И даже осознав, что я почти Бог, поняв, что я даровал ему вечность, он лишь усмехнется ласково и обезоруживающе, и скажет:
- Я понял это с самого начала. Видел бы ты себя той ночью - словно рожденного из морской пены, осененного лунным светом… Слышал бы ты ту тоску, изливавшуюся над волнами невозможно прекрасной мелодией… Да, ты можешь сотворить или разрушить мир лишь одним словом, но – что ты скажешь, когда я сделаю вот так?
И сильные руки опрокинут меня на постель, оглаживая и согревая, а горячие губы проложат дорожку поцелуев по моей вспыхнувшей коже…
Что я скажу?!
Что люблю, и пусть целый мир катится ко все чертям!