Ангел мой.
Название – Ангел мой
Автор - Youku Toshiku
Бета- juo_M
Фэндом – ориджинал
Пейринг –
Жанр – преслэш, драма.
Рейтинг – PG - 13
Размещение - спросите разрешения, не забудьте шапку и дайте ссылку на комменты
Состояние - закончен
Саммари – Встреча человека со своим небесным хранителем может изменить всю его жизнь - и только сам человек решает, в какую сторону будут эти изменения...
Предупреждение - Авторский ХЭ, отсылки к религии.
Ангел мой.
… Не прииде к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия.
(90 псалом Царя Давида)
… Не прииде к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия.
(90 псалом Царя Давида)
***
Данила по жизни был везунчиком – сколько себя помнил. Везение его состояло не в том, чтобы, например, клад найти или в лотерею выиграть, а в том, что при своем врожденном таланте попадать в неприятности, он дожил аж до девятнадцати лет. В каких только переделках Даня не побывал, каких только происшествий с ним не случалось! Про таких говорят: «в рубашке родился» или «ангелы на руках носят». Бабушка, когда еще была жива, рассказывала многое: и как трехлетний Данилка из окна второго этажа выпал – чудом в кусты угодил, только лицо и руки расцарапал, и как в пять лет на санках на проезжую часть вылетел – до сих пор не понятно, как его КамАЗ не расплющил, сумев затормозить на льду в полуметре от ребенка… Да и в своей сознательной жизни Даня много чего мог припомнить – таких ситуаций, в которых выжить и не остаться калекой было почти не возможно. Вот только в его случае это «почти» всегда срабатывало.
Человек ко всему привыкает – мало по малу Данила перестал удивляться, пугаться и, сминая в дрожащих пальцах сигарету, прокручивать в голове сцены того, что с ним «должно было» произойти. Зачем, если всегда удается выходить сухим из воды? Такая у него судьба – наверное, он для чего-то важного нужен человечеству, раз его так берегут. Потеряв страх, парнишка полюбил рисковать, бравировать своей «неуязвимостью», лезть на рожон.
– Бог тебя хранит для чего-то, лоботряса такого, – шептала бабушка, незадолго до отхода в лучший мир. – Но и у Него терпение не без края. Не испытывай судьбу, Данилка, береги себя. Помни, Бог-то любит береженых…
Даня на эти «народные мудрости» только рукой махал, а если и вспоминал старушкино напутствие, то только попав в очередную переделку. Но после обязательного «чудесного спасения» все мысли об осторожности вылетали из головы со скоростью гоночного болида.
В тот дождливый осенний вечер все должно было произойти «как всегда»: Данила ни секунды не сомневался, что и на этот раз удача ему не изменит. Когда трое бритоголовых качков остановили его в подворотне и начали докапываться до длинных волос и облегающих джинсов, Даня сходу принялся хамить и откровенно нарываться драку. Привычное осознание собственной неуязвимости не исчезло даже после первого мощного удара в живот, после которого Данила несколько томительных мгновений не мог дышать, и еще долго потом – разогнуться. А когда с него сорвали модную кожаную куртку, повалили на землю, двинув по ноге так, что в колене Дани что-то оглушительно хрустнуло, и принялись методично пинать тяжелыми ботинками по спине, голове, животу, «везунчик» впервые за долгие годы усомнился в своей удаче.
«Ангелы… носят… Где же… сейчас…они?.. Почему?..»
Сознание уходило медленно, боль от ударов слилась в одну непрерывную волну, омывавшую все тело, в звенящую голову лезли совершенно дурацкие и не подходившие случаю мысли. Пытаясь закрыть лицо и живот, Данила лежал, свернувшись в клубок, и просто ждал.
Вспышка слепящего белого света не вызвала у Данилы страха, к тому времени он уже почти ничего не чувствовал, даже боли. Зато разошедшиеся гопники, завизжав, будто их кастрировали – всех троих разом – дали деру, оставив наконец свою жертву. Даня хотел облегченно выдохнуть, но режущая боль под лопаткой не дала этого сделать. Проваливаясь в блаженную темноту беспамятства, Данила успел заметить рядом с собой щуплого белобрысого паренька, который, бормоча сквозь зубы ругательства, пытался поднять его с земли, намереваясь, видимо, нести на руках. Учитывая, что блондинчик выглядел моложе Даньки и был меньше его на полголовы – затея была обречена на провал.
А потом Даниле стало вдруг невероятно легко, в лицо ударили ветер и дождь, ему показалось, что он стремительно взлетел к облакам, справа мелькнул карниз соседней пятиэтажки – и сознание покинуло измученное тело, больше не надоедая своему владельцу никакими странными видениями.
***
Данила ужас как не любил похмелье – наверное, именно по этой причине он крайне редко позволял себе напиваться, только если повод был уж очень важный и компания надежная. Но никогда еще бурные возлияния не доходили до потери памяти.
«Блииин… что же вчера было?» – пытался вспомнить Данька, борясь с подкатывающей тошнотой, с удивлением отмечая ломоту во всем теле и с трудом облизывая распухшие слипшиеся губы. Голова гудела, невероятно тяжелые веки не желали открываться, парень не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, да пока что и не сильно стремился. Последнее, что Даня помнил, как он возвращался домой от Лехи, а еще он мог голову дать на отсечение, что они с другом вчера ни капли в рот не брали.
«Где ж меня угораздило?»
Неожиданно, Данила отчетливо услышал какое-то шуршание, раздающееся, скорее всего, из кухни. Даня жил в однокомнатной квартире, доставшейся ему от бабушки – жил один, никогда никого не оставлял на ночь, даже девушек, с которыми заводил отношения, да и друзей приглашал нечасто. Сейчас странные звуки, явно указывавшие на присутствие кого-то постороннего, напугали Данилу до холодного пота. Первой мыслью, конечно, было – его вырубили грабители, и сейчас они чистят квартиру, пользуясь беспомощным состоянием хозяина. Поэтому-то ему так херово – ни с какого похмелья не может так болеть все тело!
Головная боль очень мешала найти верное решение – что же ему делать? Лежать тихонько и дать мерзавцам вынести из квартиры все вещи?! Нет, этого Даня не мог допустить! Но проклятая слабость не оставляла ему никакого шанса защитить свой дом, свою собственность.
«Телефон! Если они не вытащили телефон… шансов мало, но вдруг? По-тихому вызвать ментов, а там уж – как Бог даст!» – эта мысль настолько воодушевила Данилу, что он даже почувствовал некоторый прилив сил. Во всяком случае, на то, чтобы пробраться в задний карман собственных брюк за телефоном, их должно было хватить.
Но, увы – первая же попытка повернуться на бок вызвала такую острую боль в груди и лопатках, что Данька, не сдержавшись, застонал, с ужасом ощущая, что снова теряет сознание.
…Боль, темнота, гулкие удары пульса в висках… Почему, откуда сквозь все это пробивается чей-то мелодичный встревоженный голос? Неясные светлые мазки разгоняют темень, которая пытается поглотить Данилу, словно лучи солнечного света в сгущающихся сумерках, чьи-то руки осторожно удерживают пульсирующее от боли тело, и от их прикосновений становится легче – боль отступает, растворяется, слабеет.
– Засыпай, засыпай, пожалуйста… Зачем ты проснулся? Еще рано, я не смогу так помочь… – бормочет голос, он удивительно сочетает в себе просьбу, тревогу и ворчание: последний раз Даня слышал такие интонации в детстве, у мамы, когда расшиб коленку, свалившись с велосипеда.
Ему хочется улыбнуться, а еще – взять мамину ладонь и подложить под щеку, тогда все пройдет, и он уснет, чтобы во сне увидеть радугу и необыкновенные путешествия. Но двигаться еще больно, а голос – не мамин, но тоже очень заботливый – успокаивает и усыпляет… На лоб Дани ложится теплая узкая ладонь, мгновенно прогоняя назойливую боль, и он с блаженным вздохом проваливается в сон.
***
Проснувшись на следующее утро, Данила обнаружил, что почти здоров, только слаб, как новорожденный котенок. Ужасно хотелось пить да и отлить тоже не мешало бы, но сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову. Комната была залита ярким солнечным светом, в открытую форточку доносились птичьи голоса и мерный шум проезжающих изредка машин – от всего этого душу Данилы переполняла такая радость, что хотелось смеяться и благодарить – только знать бы кого и за что.
Все же пора было подниматься с постели, на которой он и так провалялся неизвестно сколько времени. На то, чтобы принять сидячее положение – помогая себе руками, хватаясь за стену и спинку кровати – ушли почти все силы. Даня прислонился к стенке, закрыв глаза, тяжело дыша и ощущая, как колотится сердце. Головокружение все никак не хотело прекращаться, а путь до ванной комнаты начал казаться непреодолимым.
Щелчок входного замка даже не успел испугать. Данила открыл глаза, готовясь встретить неожиданных гостей, кем бы они не оказались – все равно сил на сопротивление, если это грабители, у него не было. Но когда в комнату зашел смутно знакомый щуплый белобрысый паренек лет семнадцати – по-хозяйски скинув на спинку стула спортивную куртку, примостив рядом на сидение пакет из супермаркета – и направился прямо к Даниле, последний инстинктивно напрягся.
– Ты кто? – спросил Даня, подивившись тому, как тихо и беспомощно прозвучал вопрос.
– Очнулся? Ну и молодец! А то я уже забеспокоился, – как ни в чем не бывало, проговорил парень, тембр его голоса напомнил о чем-то невероятно приятном, вот только о чем…
– А… кто ты? – вторая попытка провалилась так же, как и первая.
– Ты, кстати, зачем сел? Куда собрался? Рано тебе еще по квартире разгуливать, если чего надо – скажи, принесу. Сейчас умоем тебя, и я бульон сварю. Подождешь пару минут?
Голос успокаивал, ему хотелось верить, подчиняться. Даня слабо кивнул и попытался лечь обратно, но рука соскользнула, и он чуть не свалился на постель кулем, если бы странный парень не кинулся к нему и не подхватил подмышками.
– Осторожно… Ты давай-ка не геройствуй, ладно? Полежишь еще пару дней и будешь как новенький. А пока – я помогу. Согласен?
Данила снова заворожено кивнул, наслаждаясь приятной истомой, которая разливалась по расслабившемуся телу. Кто бы ни был этот парень – если он хочет помочь, грех отказываться! А потом Даня обязательно выяснит, откуда взялся этот добровольный «нянь» и чем его отблагодарить.
Странный помощник тем временем развил бурную деятельность: притащил из ванной тазик с теплой водой и полотенцем, обтер лицо, шею и грудь Данилы, помог ему натянуть чистую футболку. Потом открыл окно, предварительно накинув поверх легкого одеяла, под которым в уютный калачик свернулся больной, еще и плед. Принес стакан с апельсиновым соком, судя по вкусу, свежевыжатым, и даже коктейльную трубочку где-то откопал, чтобы Данька мог пить, не поднимая голову с подушки.
Пока гость хлопотал над ним, как не всякая наседка над своими цыплятами, Данила пытался рассмотреть его получше. На вид парню было лет семнадцать, а издалека его можно было и вовсе принять за подростка – из-за худобы. Очень светлые, почти белые волосы подстрижены не очень коротко – до мочки уха, спереди косая челка, ни сережек в ушах, ни татуировок на открытых участках тела, ни одного украшения, даже простецкого колечка или нательного крестика, но почему-то в этом чувствовалось нечто правильное, гармоничное. Лицо у блондина было немного женственное, нет, даже не женственное, но… ни одной грубой черты, все линии мягкие, нежные, успокаивающие… и небесно-синие глаза, почему-то слишком серьезные для семнадцати лет. И все же что-то было в этом парне – почти еще мальчишке – такое, от чего сердце наполнялось радостью и светом. Рядом с ним хотелось улыбаться, говорить и думать только о приятном, а еще – чтобы он не уходил, оставался вот так близко, держал за руку или поправлял одеяло.
«Кто же ты? Откуда взялся? Как попал в мою квартиру? Почему так ухаживаешь за мной, как будто роднее у тебя нет никого?» – вопросы множились, разжигали любопытство, но Данила решил задать их, когда хоть немного восстановит силы и сможет самостоятельно двигаться, а то совместный поход в туалет чуть не лишил его остатков самоуважения…
Мало-помалу, прошел день: Данила в основном спал и ел – бульон, сок, молоко, мясное пюре – все свежее и невероятно вкусное, приготовленное специально для него. Белобрысый незнакомец хлопотал по дому, стараясь не шуметь, когда Даня задремывал, и всегда появлялся, как только у больного возникала необходимость в чем-либо – словно чувствовал. К вечеру Даниле стало лучше, хоть он и по-прежнему был очень слаб, но одна мысль прочно засела в голове, не давая покоя: а вдруг странный паренек уйдет, как только почувствует, что больной пошел на поправку? Просто исчезнет, так и не сказав своего имени, не дождавшись благодарности и… не пообещав вернуться? Рядом с ним было слишком хорошо, чтобы просто отпустить его – Даня даже боялся подумать, что может больше никогда его не встретить.
– Ну, теперь спи. Утро вечера… – белобрысый погасил свет в комнате, намереваясь выйти и закрыть дверь.
– Погоди! – Даня попытался приподняться на постели, но не смог. – Ты не уйдешь? Останься здесь, пожалуйста…
Четкий силуэт замер на фоне открытой двери.
– Я не уйду. Спи…
***
Во сне Данила летел – раскинув руки, балансировал, стараясь поймать ветер, учился плавно огибать встречающиеся на пути препятствия в виде крыш и антенн. Прохладный ночной воздух бил в лицо, но это было приятно и совсем не страшно, напротив, в сердце Данилы рождалась радость, она бурлила, заставляла сердце биться быстрее, грозилась перейти в настоящую эйфорию, выплеснуться в какой-нибудь безумной выходке.
– Осторожнее, контролируй свои эмоции, а то налетишь на столб, – спокойный чуть насмешливый голос за правым плечом Даня принял как должное, не испугавшись, даже не удивившись.
Так бывает во снах – все, что с тобой происходит, даже самое невероятное, кажется само собой разумеющимся. И этот полет над ночным городом, и странный провожатый, который учил его правильно рассчитывать траекторию и сопротивление ветра – все это вполне нормально, нечему тут удивляться. Данила почувствовал, что его сейчас разорвет от переполнявших эмоций – хотелось орать от восторга, задрать кверху голову и раскинуться на воздушном потоке морской звездой, захлебываясь ощущением невероятной свободы! Не выдержав искушения, Даня вскинул одну руку вверх, поймал холодную струю ветра и ринулся в ночное небо со всей скоростью, на какую был способен. Из легких вышибло воздух, уши заложило, на глаза непроизвольно навернулись слезы, но губы растянулись в счастливую улыбку – никогда еще он не чувствовал себя настолько свободным.
За миг до того, как врезаться в высоковольтные провода, приближавшиеся к побелевшему от страха лицу, Даня чудом успел изогнуться назад, выпав из направлявшего его воздушного потока. Силы резко закончились, голова закружилась, и зарвавшийся летун камнем пошел вниз.
«Но это же сон! Во сне же не умирают, правда? Даже если упаду… сон ведь?!»
Сильные руки подхватили его, прижали к горячей груди, бережно как ребенка – и полет опять стал плавным и успокаивающим.
– Ты снова рисковал, – в знакомом голосе отчетливо прозвучали грусть и упрек. – Когда же ты научишься беречь себя?
– А ты снова меня спас, – благодарно пробормотал Данила, уткнувшись в теплую шею, обхватив ее руками.
Ему было невероятно уютно вот так, даже не смотря на то, что его несли по воздуху на руках, как девушку…
– Я не всегда могу быть рядом… А если когда-нибудь я не успею?
– Ты всегда успеваешь. По-другому просто не может быть…
Казалось, этот спор был для них привычен, они произносили слова, давно уже известные друг другу. Привычно тепло чужого тела, надежные крепкие объятья, невероятное ощущение покоя. И легкое сожаление от того, что ноги коснулись земли, и заботливые руки больше не поддерживают за плечи и спину…
– Мы еще полетаем как-нибудь?
– Все может быть… Теперь спи.
***
На этот раз Данила проснулся очень рано – еще даже не рассвело. Некоторое время он просто лежал, переживая необычный сон: в душе остались отголоски тех потрясающих ощущений полета, даже тело, казалось, до сих пор покалывало мурашками от холодного ветра. И тот странный разговор не желал выходить из головы. И голос… слишком знакомый голос…
– Ты чего? Что-то нужно? – вездесущий блондин обнаружился на полу, у противоположной стены, оказывается, он соорудил себе постель из зимнего ватного одеяла, чтобы быть поближе к своему подопечному.
Воспоминания нахлынули на Данилу так неожиданно, что стало трудно дышать: подворотня, твердая земля, тяжелые ботинки, норовящие попасть по лицу, а затем – слепящая вспышка белого света, заботливые руки и этот голос: « Держись, слышишь? Потерпи, теперь все будет хорошо…»
Даня осторожно повернулся на бок, всмотрелся в напряженный силуэт напротив, облизал пересохшие от волнения губы и еле слышно прошептал, зная, что он услышит:
– Прошу… скажи мне – КТО ТЫ?
Данила видел, как блондин подобрался, ссутулился, обхватил руками колени, опустив голову – поза защитная и упрямая одновременно.
– Я тот, кто тебя спас. Достаточно?
– Как спас? Почему? Как вообще смог прогнать их, как дотащил меня сюда? Откуда… узнал, где я живу? – теперь вопросы сыпались, как горох из дырявого мешка.
А вот ответы… Даня не хотел себе признаться, что страшился их услышать…
– Просто спас. А что, не надо было? Как прогнал… повезло, смог напугать. В шоке был от того, какой ты лежал «красивый», вот и смог дотащить. А адрес в паспорте посмотрел. Ключи нашел в кармане. Еще что?
Блондин явно огрызался, пытаясь закончить допрос как можно быстрее. Но вот его ответы запутывали Данилу еще больше. Почувствовав, что начала болеть голова, Даня обхватил ее руками и снова откинулся на подушку.
– Я не понимаю… не понимаю… Что-то не сходится… Зачем было меня спасать, зачем нянчиться со мной, выхаживать? Кто я тебе?! И, кстати… если я все правильно помню, я сейчас должен в реанимации лежать, разве нет? Как?..
В комнате повисла такая тишина, что стало слышно мерное журчание воды через две двери в бачке унитаза. Данила даже дышать перестал, всматриваясь в неясный силуэт спасителя с откровенным ужасом.
– Должен был… – медленно проговорил блондин с неожиданной горечью. – В этот раз я еле успел. И восстанавливать тебя пришлось почти сутки. Ты становишься все безрассуднее… Когда-нибудь я могу не успеть.
Слова из сна легли на язык прежде, чем Данила понял, что говорит:
– Ты всегда успеваешь…
***
Жутко хотелось курить. Вообще Данила редко баловался сигаретами – это случалось либо в сильном подпитии, либо как сейчас, в состоянии стресса. Не каждый день выпадает счастье узнать некоторые мистические стороны собственного бытия. Да и счастье ли это – еще вопрос…
– Так значит, ты…
– Каждому человеку от рождения дается ангел-хранитель. Я удивлен, что ты об этом не знал…
– Я знал… слышал, вернее. Но… просто… – Даня пораженно выдохнул, все еще не в силах поверить в происходящее.
«А может, меня просто хорошо приложили головой об асфальт?»
– Я понимаю. В общем-то ты и не должен был меня увидеть, во всяком случае до своего срока… Ну, прости, что напугал.
Этот странный диалог не только не успокаивал Данилу и не вносил ясности в ситуацию, но все больше и больше запутывал, заставляя перегруженный впечатлениями мозг буквально плавиться и дымиться.
– А почему тогда я тебя вижу? И… прости, если прозвучит бестактно, но я думал, что ангелы немного по-другому выглядят…
Синие глаза напротив заискрились весельем, заставив Даньку покраснеть и проклясть собственный язык.
– То есть тебе было бы легче, если бы я разгуливал по твоей квартире в своем бестелесном обличии? Я могу в виде сгустка света – хочешь? Ну, или как на иконах рисуют, только боюсь крылья о твой потолок обтрепать.
Желание выпалить «Да! Я хочу! Покажи крылья, а?» было таким сильным, что Данила закусил нижнюю губу, бросив на откровенно развлекавшегося ангела одновременно виноватый и умоляющий взгляд.
– Нет, – припечатал Хранитель на невысказанную детскую просьбу. – И давай больше не будем это обсуждать.
– Ладно, извини, – Даня лихорадочно пытался вычленить из хаоса взбесившихся мыслей те действительно важные вопросы, которые нужно успеть задать, пока странный гость не исчез так же внезапно, как появился. – Тогда почему ты все же показался мне… в этот раз? У вас… ТАМ… это не запрещено?
На миг Даниле почудилось, что ангел смутился, во всяком случае, ответил тот не сразу.
– У нас… ТАМ… немного по-другому все… «Запрещено» – это не то слово, которое можно применить, но… да, я действительно не должен был являться тебе вот так… и рассказывать о себе. Правда… я и не рассказывал, ты сам догадался.
Пронзительный взгляд синих глаз проникал, казалось, в самую душу. Даня почувствовал, как по спине ползут мурашки, и пересыхает в горле. Почему-то некстати возникла мысль, что после этой встречи он уже никогда не будет прежним.
– Я очень испугался за тебя. В этот раз ты был ближе к смерти, чем когда-либо. Я знаю, что твой срок еще не настал, но… людям дана свободная воля, они могут изменить свою судьбу, в том числе и безрассудно рискуя жизнью.
В сказанных словах не было ни намека на упрек, обиду или осуждение – лишь вежливое пояснение, но Данила почувствовал себя виноватым. Захотелось немедленно высказаться в свое оправдание, отговориться незнанием всех этих религиозных тонкостей, но он почему-то промолчал. Может быть, понял, насколько это глупо и не важно?
– И что теперь? – вопрос вылетел неожиданно даже для самого Данилы, наверное, подсознание наконец справилось с потоком новой информации и выудило из множества вопросов самый важный.
– Теперь все будет, как прежде, – спокойно и твердо ответил Хранитель, не отводя взгляда. – Ты встанешь на ноги и продолжишь жить, а я буду направлять тебя и пытаться уберечь. Хотя… по-моему, у меня не очень хорошо получается ни первое, ни второе.
Ангел отвернулся, пошевелил плечами, словно у него чесалось под лопатками, и поднялся с постели, направившись к своему «матрасу», показывая тем самым, что разговор окончен. Даниле осталось лишь не мигая смотреть в потолок, до онемения сжимать губы и пытаться понять – почему ему ТАК больно.
Почему?!
Столько лет жил, не зная ЕГО, не имея рядом – что изменилось сейчас?! Почему от одной только мысли, что больше не услышу его голос, не увижу эти синие глаза, хочется орать от горя и биться головой о стену? Почему ОН… так нужен мне – вот такой, живой, настоящий, во плоти – рядом?
Нет, нет, это же бред все, совершенный бред. Если даже все так, как он говорит, то как раз «настоящий» – это как на иконах или… как он там предлагал: сгусток света? Но я-то хочу, чтобы вот этот парень – со светлой челкой, острыми плечами, пронзительным взглядом и музыкальным голосом – ангел он или нет – но я хочу, чтобы он был со мной рядом!
Что ты сделал со мной?! Я ведь теперь дорогу буду переходить только на зеленый свет и срок годности на кефире смотреть – лишь бы не расстраивать тебя! Вот только… как я буду жить без тебя?..
– Кажется… я люблю тебя… – шепчу еле слышно, одними губами – хочу и не хочу, чтобы он услышал.
– Я это чувствую… – его голос волнует до дрожи, внутри меня словно стайка бабочек порхает. – Но почему ты плачешь? Разве любовь – это плохо?
Я улыбаюсь сквозь слезы и качаю головой: тоже мне ангел, таких простых вещей не понимает.
– Я поправлюсь и ты… ты исчезнешь, снова… и я больше не увижу тебя таким до какого-то там срока…
Я не успеваю заметить, когда он снова оказывается рядом. Ладонь ангела теплая, ее прикосновение уже привычно прогоняет боль и тоску, наполняет сердце покоем.
– Я всегда буду рядом с тобой – разве важно, видишь ты меня или нет? Теперь ты будешь лучше чувствовать мое присутствие, и – сны… я не уверен, но возможно ты сможешь видеть меня во снах. Я не оставлю тебя до скончания времен – это мое предназначение.
«До скончания времен… только во снах…»
***
Этот день должен был стать последним – Данила это понял, как только почувствовал, что ему стало легче: он смог сам подняться с постели, держась за стенку, дойти до туалета, а после сытного завтрака даже расхотелось снова укладываться в кровать. Его ангел довольно наблюдал за результатом собственного лечения, светлея лицом каждый раз, когда Даня демонстрировал улучшающееся самочувствие. Но неужели он не знал, что творится в душе его подопечного? Разве могут ангелы чего-то не знать?
Данила мог думать только о том, что в любой момент Хранитель растает в воздухе или просто выйдет из квартиры – навсегда. Понимание того, что это неизбежно, совсем не помогало смириться и перестать тосковать. Даня, сам того не замечая, старался быть поближе к ангелу, не отрывать от него взгляда, по возможности – лишний раз прикоснуться или услышать ставший родным голос.
– А тебе ничего не будет за то, что ты… нарушил правила?
– Нет, ничего.
– А… ты сможешь еще когда-нибудь появиться передо мной в таком виде?
– Нет, не думаю.
– Но… ты же сказал, что я должен буду тебя увидеть, когда придет какой-то срок…
– Ты увидишь меня, когда твоя душа расстанется с телом. Сомневаюсь, что в тот момент тебя будет волновать мой внешний вид. Я буду с тобой ТАМ до конца времен – твоей душе понадобится проводник к Отцу. Если, конечно... ты не погубишь свою душу еще здесь, в земной жизни... Тогда в момент смерти телесной тебя встретит, увы, не ангел... Но на Страшном суде все души предстанут перед Ним, и тогда я буду молить о снисхождении для тебя... и мы снова встретимся.
Эту информацию пришлось переваривать с сигаретой на балконе, проигнорировав недовольный взгляд Хранителя. Перспектива больше никогда не увидеть ангела до самой смерти не устраивала Данилу на все сто, но как это изменить он не знал. На всякий случай Даня взял на заметку прочитать все, что возможно о ангелах-хранителях и загробной жизни, хотя подобные темы никогда его не интересовали.
– Хочу сразу предупредить: если ты будешь специально искать смерти или пытаться прервать свою жизнь – ты потеряешь меня… и здесь, и ТАМ.
Данила покраснел, осознав, что Хранитель прочитал самые сокровенные его мысли. «Раз ты такой проницательный – загляни в мое сердце, увидь, что я УЖЕ тоскую по тебе!»
От отчаяния хотелось завыть в голос. Неужели нет совсем никакого выхода?! Даня закрыл глаза, прислонившись к косяку, пережидая бурю в сердце. Неожиданно ему на плечи легли теплые ладони.
– Я чувствую твою боль… – тихо, на грани слышимости, проговорил ангел.
Распахнув глаза Данила вглядывался в бледное лицо напротив, все такое же прекрасное, несмотря на выражение скорби и сострадания: синие как небо глаза чуть потемнели, приобретя фиолетовый оттенок, где-то в глубине зрачков вспыхивали слепящие серебряные искры. Не помня себя от переживаний, Даня медленно сполз на пол, на колени, обхватив Хранителя за бедра, уткнувшись лицом в теплый худой живот.
– Не уходи… прошу, умоляю, не уходи… не смогу без тебя, мне жизнь не мила, не оставляй! Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…
От слез намокла белоснежная футболка, которая все эти дни была на ангеле, Данила бормотал уже почти бессвязные просьбы, потом просто всхлипывал, боясь расцепить руки, еще больше страшась увидеть в глазах Хранителя свой приговор.
Тот молчал несколько томительных минут – словно прислушивался к чему-то – а затем мелодичный голос заполнил тишину, проникнув в каждую клеточку дрожащего от волнения Даньки.
– Я уйду завтра вечером. Вернее, перестану быть видимым для тебя. Постарайся это принять.
От этих подаренных суток у Данилы остались отдельные обрывочные воспоминания – слишком волнующей была каждая минута рядом с его ангелом. Даня запомнил ощущение болезненного счастья – когда трудно выдохнуть от распирающих грудь эмоций, сдержанную ласковую улыбку Хранителя, от которой, казалось, светлее становилось в комнате, его невероятные глаза, затмевающие своей синевой краски летнего неба. В память врезался голос, рассказывавший о том, что ангелы не рождаются и не умирают – Создатель творит их вместе с новой душой еще нерожденного младенца, и если человек погубит свою душу безвозвратно, ангел просто перестанет существовать. От этих разговоров в жилах стыла кровь, Данила прижимал ладони Хранителя к своему лицу и мысленно клялся не подвергать себя больше опасности, стараться избегать таких соблазнов, которые могут убить его душу, а вместе с ней – его ангела.
Тело помнило тепло чужих рук, обнимавших его, когда обессиленный волнением и беседами, Данила дремал, прислонившись спиной к груди Хранителя, уютно устроив голову на его плече. Их сердца отстукивали один ритм, ни разу не сбившись, и это, пожалуй, лучше всего убеждало Даню в том, насколько сильно они связаны друг с другом.
– Неужели ты всегда чувствуешь то же, что и я? – шептал Данила, проснувшись, но не торопясь выпутаться из желанных объятий.
– Почти… я чувствую твои эмоции, они будят во мне отголоски того, что переживаешь ты, но не всегда в чистом виде. Ангелы не абсолютно бесстрастны – иначе мы не могли бы понимать своих подопечных, но не все чувства и желания людей нам доступны.
Даня непроизвольно напрягся, пытаясь понять, был ли в этой фразе намек. Ведь он действительно собирался осторожно выведать, могут ли ангелы хотеть… определенных вещей, которые владеют умами большинства взрослых людей. «Боюсь, что нет…»
Отмеренные им сутки все тянулись и тянулись, как будто Бог, сжалившись, увеличил их длину, но все же закат неумолимо приближался, за окном начало темнеть, и занывшее от грусти сердце подсказало Даниле, что час разлуки пробил.
Они стояли посреди комнаты, обнявшись, прижавшись щекой к щеке – и, несмотря на внешнюю невозмутимость Хранителя, его сердце отстукивало тот же тревожный ритм, что и у его подопечного.
– Просто знай, что я всегда рядом, в каждый момент твоей жизни…
– Я буду вспоминать тебя… и ждать новой встречи… Ты же говорил, что ОН может творить чудеса?
– Может. Что ж надежда на чудо – это не самое плохое, что может поселиться в душе человека.
Данила так и не смог заметить, когда и как Хранитель исчез. Он просто стоял, закрыв глаза, ощущая тепло чужого тела и слушая биение двух сердец. И это чувство – присутствие рядом его ангела – не исчезло даже тогда, когда Даня открыл глаза, обнаружив, что в комнате, погруженной в вечерние сумерки, кроме него больше никого нет.
«Ты со мной. Я знаю – верю – ты со мной»
***
Натура человеческая непостоянна – хорошее забывается быстрее, чем мы успеваем им насладиться, а плохое помнится и множится в душе, отравляя ее скорбями и обидами.
Первые несколько недель после удивительной встречи Данила жил как во сне: каждую минуту прислушивался к покою внутри себя, мысленно общался со своим ангелом, старался ничем его не расстроить, не причинить боль. Это помогало справиться с грустью от разлуки, не думать о том, сколько долгих десятилетий предстоит им до новой встречи. Даня действительно стал лучше чувствовать своего Хранителя, тот словно постоянно был у него за спиной – помогал советом, направлял в нужную сторону, отводил печаль.
Но шли дни и ночи, Данила отчаянно скучал, так и не привыкнув к мысли, что никогда больше не увидит худенького синеглазого паренька с белобрысой челкой. Мало-помалу светлые воспоминания о душевном покое, счастье находиться рядом, успокаивающем голосе и необыкновенных глазах Хранителя начали вытеснять вполне конкретные мечты: прикоснуться, вновь ощутить тепло его объятий, зарыться лицом в мягкие волосы, прижать к груди. Впустив однажды в свои ночные грезы подобные мысли, Даня уже не смог от них отделаться, даже не сразу заметив, как поначалу вполне невинные желания превратились в навязчивую идею.
«Хочу ощутить тепло твоей кожи… Провести ладонью по обнаженной спине, прижаться губами к жилке на шее! Хочу… сжать тебя в объятьях, увидеть как потемнеют глаза, поймать сбившийся пульс… Ведь ты можешь чувствовать то же, что и я – ты не смог бы оставаться бесстрастным, я уверен! Боже, как же я хочу узнать вкус твоих губ!..»
Данила по полночи метался, комкая простынь, нагретую пылающим неудовлетворенным желанием телом, стискивал зубами подушку, рвано выдыхал, представляя все более откровенные сцены, иногда не выдерживал и доводил себя рукой до оглушительного оргазма, после которого вместо облегчения чувствовал горечь и стыд. Никогда ранее даже не задумываясь об отношениях с парнями, Данила стал непроизвольно выискивать на улице и в институте хоть кого-то, пусть отдаленно, но напоминающего его ангела. И не сразу понял, что его никогда не смогут заинтересовать «замены».
Не находя выхода в сложившейся ситуации, понимая, что его затягивает в эту страсть как в омут, Даня начал прикладываться к бутылке. Пиво после пар в институте, вечера в баре недалеко от дома, бутылка коньяка в холодильнике – не прошло и месяца, как Данила разучился засыпать на трезвую голову, пытаясь утопить в выпивке свои несбыточные желания.
Когда, в какой момент Даня понял, что почти перестал чувствовать своего ангела рядом с собой? Его полные обиды мысленные монологи не находили отклика, и тепло чужого присутствия перешло в разряд воспоминаний. Но пьяный мозг был уже не способен увидеть истинную причину.
«Брезгуешь мной таким?! Конееечно… у других-то поди люди как люди, не пьют, на работу ходят, детишек строгают! А тебе достался вот… такой неудачник, который забыть тебя не в состоянии! Это ты виноват – ты! Зачем ты вообще спасал меня тогда! Уж лучше бы я никогда не встретил тебя в этой жизни!»
«Озарение» произошло внезапно: Данила возвращался домой из бара – была уже практически полночь, от выпитого мир вокруг опасно качался и грозился уронить незадачливого выпивоху. Даня вдруг вспомнил тот вечер, когда нарвался на местных бугаев – и к чему привела та судьбоносная встреча в подворотне… Отчаяние захлестнуло с новой силой, заставив Даньку рвануть к пролегающей за домами автотрассе. Вылетев на темную дорогу, Данила увидел впереди быстро приближающиеся фары, судя по размеру и расстоянию – не меньше чем фуры дальнего следования.
Страха не было – только тупое упрямство. Раскинув руки в стороны, Даня стоял на пути своей смерти, цедя сквозь зубы:
– Ну, давай же – спаси меня, как в прошлый раз! Я знаю, ты успеешь. А если и нет – все одно встретимся. Мне уже неважно – где и как…
Мощный толчок в бок, от которого Данила пролетел несколько метров, кулем свалившись на придорожный газон, почти совпал по времени с визгом тормозов. Фуру протащило по дороге почти до следующего светофора – если бы не чье-то своевременное вмешательство, от Дани не осталось бы даже мокрого места. Только теперь по настоящему испугавшись и протрезвев, «герой» неудавшейся аварии лежал на мокрой траве, вцепившись в нее сведенными судорогой пальцами, и громко со свистом дышал, пытаясь побороть истерику. А когда смог нормально вздохнуть и открыть глаза, увидел рядом свернувшегося в нервный клубок худого белобрысого подростка не старше семнадцати лет…
– Ты… ты… ты, неужели, правда, ты?! – Данила боялся поверить своим глазам, он ощупывал острые плечи, вздрагивающие от его прикосновений, тормошил, пытался заглянуть в лицо ангела, опущенное к коленям.
В какой-то момент от резкого рывка голова съежившегося блондина откинулась назад, и Даня отшатнулся, в ужасе закрыв рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Мертвенно-бледная кожа, синяки под глазами, провалы вместо щек – где же тот миловидный, излучающий неземную красоту ангел, который приходил к Даниле в его мечтах, излучая мягкое завораживающее сияние? В потускневших до серости глазах мелькнула вдруг такая боль, что у Дани захолонуло сердце. Не помня себя, он вскочил на ноги, рывком поднял Хранителя, успев подхватить под спину, когда тот начал оседать обратно на траву, прижал к груди и бегом припустил в сторону своего дома.
Взлетев на третий этаж, нашарил в кармане куртки ключи, пинком распахнул дверь и – не раздеваясь – ввалился в спальню. Бледный, истончившийся ангел был либо без сознания, либо близок к тому, никак не реагируя на действия своего подопечного, позволяя ему уложить себя на постель, раздеть, укутать в два одеяла. Даня не представлял, что еще может сделать, и от этой беспомощности сердце разрывалось на куски, заставляя вцепляться в волосы и пока еще тихо скулить, глотая слезы. А потом все произошло как-то само: Данила бросился перед своей кроватью на колени, нашел под одеялами холодные узкие ладони, сжал их в своих руках и, уткнувшись лбом в плечо Хранителя, от души разрыдался.
– Прости меня… прости, прости, прости… Это я… из-за меня… это я тебя так…
Данила не знал, откуда пришли эти мысли, когда в душе чувство вины вытеснило обиду и жалость к себе, просто вдруг в один миг понял, что все то зло, что он причинил самому себе из-за навязчивой блажи, рикошетом попало в ангела, ранив едва ли не сильнее его самого.
Слезы не кончались долго, Даня даже не помнил, когда он последний раз так искренне плакал – наверное, в далеком детстве. Как ни странно, это принесло облегчение и какую-то светлую надежду, что «все теперь будет хорошо». Постепенно успокаиваясь и прислушиваясь к покою, робко заполнявшему измученную душу, Данила не сразу понял, что его ласково поглаживали по голове, перебирая пряди, заправляя их за ухо, невесомо проводя подушечками пальцев по кромке волос на шее. Даня осторожно поднял взгляд и в немом восторге уставился на своего гостя.
Глядя на ангела, сейчас было невозможно представить, что несколько минут назад он напоминал умирающего: кожа снова приобрела здоровый оттенок и стала теплой, синие глаза лучились любовью и благодарностью, губы из растрескавшихся и серых стали розовыми и сложились в ласковую улыбку. Хранитель словно сиял изнутри мягким светом, казалось, что от его присутствия в комнате стало светлее.
– Ты… но как?! – озвучил Даня все потрясения сегодняшнего вечера.
Ангел мягко рассмеялся и растрепал прядки на макушке своего подопечного.
– Ты исцелил меня – своим искренним раскаянием, своей любовью, тем, что поставил заботу о другом выше собственных желаний… Спасибо тебе!
Слова грели душу, но вместе с почти детским ликованием Даня испытал неловкость. Спас… а перед этим чуть не угробил! Разве честно совсем не вспоминать об этом? К тому же… насчет бескорыстия…
Данила украдкой вздохнул, снова жадно всматриваясь в своего ангела, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ведь вот он – Хранитель – настоящий, вполне живой, лежал в его кровати, счастливо и доверчиво улыбался и так волнующе массировал Данькин затылок. Предел его мечтаний… так близко… только протяни руку…
Пальцы ангела вдруг замерли, запутавшись в русых прядках, улыбка стала менее уверенной, в глазах появился вопрос. У Данилы с такой скоростью заколотилось сердце, что он даже выдохнуть смог не с первого раза. Сейчас или никогда. Ведь больше не будет шанса – он это чувствует! Сейчас или…
– Остановись… – тихий просящий шепот только подстегнул желание, опалившее жаром все тело.
Не отрывая глаз от лица Хранителя, Данька ужом заполз на кровать, укладываясь сверху, и даже два одеяла не помешали ему почувствовать, что ангел не бесполый, совсем нет… Синие глаза напротив потемнели, Хранитель непроизвольно облизнул губы, с все более возрастающей тревогой наблюдая за действиями своего подопечного.
От манящих желанных губ отделяла какая-то пара сантиметров, вожделение туманило разум, вытесняя все сомнения и страхи, придумывая оправдания тому, что уже без сомнения должно произойти.
– Я не причиню тебе зла… Прошу, дай мне шанс! Ведь ты чувствуешь, знаешь – я с ума по тебе схожу… Клянусь, не сделаю ничего плохого – попросишь, остановлюсь! Но… я же вижу, что ты не бесстрастный сейчас, ведь так? Позволь… прошу… разреши поделиться этим… тебе понравится… Я прошу… Хотя бы поцелуй!..
Твердые ладони с силой уперлись в плечи Дани, когда его дыхание уже обжигало приоткрытые губы побледневшего ангела. Хрипотца в голосе свидетельствовала о том, что выводы Данилы недалеки от истины, но вот слова оказались совсем не теми, что он мечтал услышать.
– Ты прав… ведь я чувствую то же что и ты – твои эмоции находят во мне отклик, даже если я этого не хочу… И я уверен, что испытаю то же блаженство, что и ты, если… позволю тебе… то, что ты хочешь. Только прошу… реши это сам. Я всего лишь хранитель твоей души – и я завишу от тебя. Кроме Создателя лишь ты можешь решить мою судьбу. Если сейчас ты разделишь со мной свои желания, я перестану быть ангелом – небесным посланником – ведь я не смогу остаться бесстрастным и бестелесным. Но если это сделает тебя счастливым, пусть будет так… Тебе решать.
Удерживающие Даню ладони мягко отпустили его плечи и безвольно упали на постель. Ангел ждал – и Данила видел, что в синих глазах мешаются и мука и покорность, и страх и отголоски того возбуждения, которое бурлило в его собственной крови – Хранитель был похож на белоснежного голубя, пойманного в ладони и замершего в ожидании своей участи.
«Тебе решать… Если это сделает тебя счастливым…» – Даня грустно улыбнулся своим мыслям.
– Но это не сделает счастливым тебя, да?
Ангел осторожно выдохнул сквозь стиснутые зубы, выдавая напряжение, сковывающее все его тело.
– Я твой хранитель – разве я могу быть счастлив, не имея возможности беречь тебя каждую минуту твоей жизни, направлять на нужный путь? Твое сердце наполнено любовью… позволь ей сделать правильный выбор…
Данила никогда не думал, что может уйти столько сил на простое прикосновение губами к бледному теплому лбу под светлой челкой. Перекатившись по кровати и устроившись рядом с замершим Хранителем, Даня закрыл глаза, чувствуя, как тело становится ватным от нечеловеческой усталости. Еще не было боли, душа не рвалась на части, сердце не чувствовало себя обманутым. Хотелось просто выспаться, чтобы завтра начать жизнь с нового листа – с чистого листа.
На грани сна и яви Даниле почудился благодарный шепот и мягкий шелест – неужели, крыльев? – легкое дуновение теплого ветра и одна единственная обжигающая слеза, упавшая на его щеку. И самым нереальным из всего этого было теплое, мимолетное прикосновение чужих губ к его губам – именно такое сладкое и дурманящее, как он и мечтал…
Эпилог
– Так, значит, нас можно поздравить, Данила Викторович? Тут у меня коллеги интересуются – отмечать будем организованно или у начальства есть какие-то личные планы?
Данила широко улыбнулся, чувствуя, как постепенно уходит напряжение последних месяцев. Его агентству пришлось не сладко: чтобы получить так необходимый им грант, и сам Даня, и его сотрудники работали почти без выходных, иногда задерживаясь в офисе до полуночи. Результат не мог не радовать – конкуренты остались с носом, и Данила получил шанс осуществить многие свои мечты, поднявшись на более высокий профессиональный уровень.
Теперь и правда, можно и нужно было расслабиться, так почему бы не воспользоваться предложением секретарши Леночки и не отпраздновать успех всем дружным коллективом, тем более что личных планов у Данилы Викторовича и быть не могло… по-прежнему.
– Ладно уж, давайте организованно. Забронируй на выходные ту турбазу, куда ездили прошлым летом… да-да, с соснами и отменной рыбалкой. И обзвони всех, хорошо? Я буду в офисе через час-полтора.
Данила уселся в свой горячо любимый форд-фокус цвета спелой вишни, скинул галстук, расстегнул две верхних пуговицы рубашки, опустил до упора окна в передних дверцах. На улице стоял конец мая, буйствовала весна, и теплый ветер с пьянящим ароматом яблонь как нельзя лучше подчеркивал благодушное настроение генерального директора международного турагентства «Седьмое небо».
«Ну что, мы победили. Ты рад за меня?»
Привычная волна мурашек поднялась от выступающего шейного позвонка к затылку, словно кто-то ласково подул в основание русых коротко-стриженых волос. Данила счастливо улыбнулся и прикрыл глаза, откидываясь на спинку водительского сиденья.
«Знаю, что рад, чувствую. Твоими молитвами! Так что и тебе спасибо…»
Позволив себе пару минут расслабленно понежиться в невидимых заботливых объятьях, Данила все же выпрямился и завел мотор, плавно трогая машину с места. Настроение было просто отличным, хотелось насвистывать что-то легкомысленное, но почему-то вместо этого Даня принялся вспоминать – как тяжело далась эта победа, какой проверкой оказалась для его сотрудников, как он вообще начинал карьеру в туристическом бизнесе, как долго шел к сегодняшнему триумфу…
Десять лет назад Данила решил начать жизнь заново – без неоправданного риска, без сомнительных дружков и бессмысленных сожалений о несбыточном. Он переехал в другой район, поступил в университет международных отношений, увлекся языками, начал углубленно изучать менеджмент. Бросил пить, занялся спортом, хотя тренировки в тренажерном зале и не приносили большого удовольствия, зато физическое утомление помогало справиться сначала с тоской и тягой к выпивке, потом с неизбежными последствиями одиночества.
Его ангел был с ним теперь всегда – рядом, за правым плечом, осязаемо, почти материально, жаль только невидимый. Данила научился чувствовать его присутствие, настроение, привык вести с ним мысленные беседы, всегда «зная» ответы на свои вопросы или жалобы. Нет, он не думал, что ему стоит провериться у психиатра – даже если подобная связь и разговоры с невидимым собеседником и были не совсем нормальными, Даня совершенно точно не собирался от них избавляться. Ангел всегда мог утешить, укрыть своим крылом, когда истощенный физически и морально Данила валился на кровать, не в силах даже раздеться. Хранитель был с ним рядом в самом прямом смысле этого слова: Даня чувствовал его тепло, ощущал дыхание на своем затылке, прикосновения к руке – особенно, когда нуждался в них до тупой ноющей боли в сердце.
Физические потребности брали свое, но на серьезные отношения с кем-либо Данила никак не мог решиться. Иногда знакомился с девушками, и порой дело заходило дальше флирта, но секс не приносил радости – только телесное облегчение, и то ненадолго. Мало-помалу Даня привык быть один. Так спокойнее.
Правда, его ангел не собирался разделять стремление своего подопечного к добровольному целибату. Первое время Данила раз-два в год вдруг встречал на своем пути девушку, которую можно было бы уже через полчаса общения назвать кандидаткой на звание «идеальной жены». Такое количество положительных качеств в одном человеке наводило на мысли о подвохе, а когда нежданная претендентка начинала вслух мечтать о патриархальной семье и шестерых детишках, подозрения о кое-чьем «удачном» вмешательстве получали слишком яркое подтверждение. Данила злился, мягко отваживал от себя очередную «идеальную невесту», а потом выговаривал своему Хранителю за чрезмерное злоупотребление данной ему властью. Ангел, как правило, дулся пару дней, но потом снова тихо вздыхал за правым плечом Данилы, обнимая своего непутевого подопечного мягкими крылами, даря ему легкий сон и силы, чтобы жить дальше.
Подобных покушений на свою личную жизнь Данила не помнил уже лет пять. Ему по-прежнему было важнее всего чувствовать рядом своего Хранителя, и с годами становилось все более неважным, что эфемерное тепло небесного посланника никогда не станет реальным и мечтам о светлых прядях на соседней подушке не суждено сбыться. Зато ангел умело наставлял своего подопечного, помогая ему и в делах ,и в учебе, уберегая от необдуманных или поспешных решений, от соблазнов «нечистого бизнеса». И сейчас в свои тридцать с небольшим лет Данила Викторович мог с уверенностью назвать себя успешным человеком. А что еще нужно для счастья?
Машина затормозила около офиса, Даня включил задний ход, паркуясь на свое привычное место. Кажется, сегодня у него не было больше запланировано никаких серьезных встреч, а значит, если повезет, можно будет уехать домой пораньше.
«А вот приготовлю праздничный ужин! И стол накрою – на двоих! Составишь мне компанию?»
Дане показалось, что ангел уж слишком многозначительно хмыкнул на подобное приглашение, но разбираться было некогда: навстречу «герою дня» высыпали все сотрудники агентства, наперебой поздравляя друг друга и своего директора, восторгаясь его деловым чутьем.
– Ах, кстати, Данила Викторович, я же нашла нам веб-дизайнера! Он ждет в вашем кабинете!
Леночка лучезарно улыбнулась и упорхнула к себе за столик, остальные работники тоже разбрелись по местам, хотя настроение в агентстве было совершенно нерабочее.
– Все помнят про уик-энд? – с улыбкой спросил Данила у подчиненных, и под нестройный гул одобрительных возгласов вошел в свой личный кабинет.
Сердце пропустило удар, Даня споткнулся о порог и поборол искушение протереть глаза: щуплый светловолосый юноша в белоснежной футболке был слишком похож даже со спины, а когда испуганно повернулся на звук захлопнувшейся двери – комната завертелась перед растерянным взглядом Данила, грозя обрушить на него потолок.
– С вами все в порядке? Вам плохо? Позвать кого-нибудь?
«И голос… тот же голос… Как это возможно?»
– Не… не надо никого, все уже проходит.
Данила заставил себя открыть глаза и всмотреться в склоненное к нему озабоченное лицо. Обычные синие глаза – без серебристых всполохов и сиреневого оттенка, бледное лицо, розовые, чуть потрескавшиеся губы…И пусть нет внутреннего сияния, но ведь ОН?
– Принести вам воды? – неуверенно спросил юноша, все еще обнимая своего будущего шефа за плечи, тем самым не позволяя ему сползти на пол.
Щеки медленно порозовели – видимо, столь тесные объятия с незнакомыми мужчинами не являлись для юного дизайнера привычным делом.
– Спасибо. Помоги лучше до кресла дойти… Да не переживай, просто я… переволновался сегодня, наверное, – Даня не мог отвести от мальчишки взгляда, но еще больше не хотел размыкать этих неожиданных объятий.
И уже не только потому, что они слишком напоминали те, что были десять лет назад, а потому что… рядом с этим пареньком Данила ощущал себя невероятно уютно и привычно, и терять это новое чувство очень не хотелось.
– Да, я слышал о вашей победе – поздравляю! Я… буду счастлив работать с вами, Данила Викторович! Если возьмете…
Даня уселся в кресло, вдохнул полной грудью, с благодарностью принял из заботливых рук стакан с водой. Парнишка присел на стул напротив, в волнении кусая нижнюю губу и ожидая вердикта. В его глазах было столько неприкрытого восхищения и преданности, что Даниле становилось все труднее сдерживать собственные эмоции. Хотелось протянуть руку и утянуть обладателя светлой челки к себе на колени, прижаться губами к виску и прошептать в самое ухо: «Ну почему же ты не приходил… так долго?»
– Как тебя зовут, сколько тебе лет? – Даня постарался говорить доброжелательно и спокойно, чтобы не пугать мальчика своим волнением и нетерпением. – Извини, что на «ты», привычка…
Парень охотно кивнул, видимо, не собираясь вникать в странности будущего шефа, и достал из папки, что лежала на краю стола, файл с резюме.
– Андрей Светлов, девятнадцать лет, компьютерным дизайном занимаюсь с шестнадцати, делал сайты и рекламные макеты таким компаниям, как…
Данила искренне старался вникнуть в строчки резюме и весьма бодрые к ним комментарии, но вместо этого заслушивался желанным голосом, ловил себя на слишком пристальном рассматривании щуплой фигуры и впивался ногтями в ладонь, чтобы не спросить – есть ли у его… у Андрюши девушка, как он относится к рыбалке и не захочет ли сегодня вечером присоединиться к своему новому шефу за семейным ужином.
– Ну что же, меня все устраивает, надеюсь, мы сработаемся. Я попрошу Елену Николаевну подготовить нужные бумаги, она же познакомит тебя с остальными сотрудниками и покажет твое рабочее место. Добро пожаловать!
Лучезарная улыбка на лице нового штатного дизайнера чуть не отправила Данилу в очередной нокаут. Парнишка вскочил со своего места и стремительно протянул через стол узкую кисть для рукопожатия, а когда она утонула в теплой большой ладони директора, снова мучительно медленно залился румянцем, пряча заблестевший взгляд за светлыми ресницами.
– Ну…я пойду?
Даня очнулся, сообразив, что неприлично долго удерживает в своей руке чужие тонкие пальцы, и нехотя выпустил их на волю. Светящийся от счастья Андрей Светлов танцующей походкой направился к двери, но перед тем как повернуть ручку, вдруг замешкался, смущенно опустив глаза.
– На счет ваших вопросов… Девушки у меня нет, я…ммм… ими не интересуюсь… А рыбалку очень люблю! И… если вы не пошутили про ужин, то я… я не против…
Нежное прикосновение к щеке – мимолетное дуновение теплого ветерка, и перед неверящим взглядом Данилы словно наяву промелькнула лучезарная улыбка его Ангела, подтверждая, что все происходящее – нет, не сон! И тут же – ласковый подзатыльник, растрепавший волосы на затылке: «Не стой столбом, не упусти!»
- Я не шутил. Значит… увидимся вечером?